И точно зачитывают нам приказ, что для повышения производительности труда и в целях поддержания трудовой дисциплины в обязательном порядке следует вживить электронный модуль, контролирующий трудовое самосознание.
— Иными словами, — зловеще цыкнул зубом жуйло мохнорылое, — гаситься от работы вы теперь и сами не захотите. На работу — как на праздник. И фуярить уже будете без перекура, ка-пэ-дэ повысится.
— А зарплата — вякнул Митюня. — Тоже повысится?
— Какая тебе, на куль, зарплата, — заржал мохнорылый. — Ты и эту не отрабатываешь.
Тут все, конечно, возмутились что, мол, за фуета такая А если мы не хотим, чтобы нас зомбировали Мохнорылый сказал, что за воротами всегда куча народу стоит, незаменимых у нас нет. Тогда бугор вскочил и заявляет, что на жую всех видал, что сорок лет фуярит без всяких модулей-звездюлей, и сосите куль. А мохнорылый ход конём тебе, мол, вообще на пенсию пора. И бугор язык промеж ног засунул.
Лёха-кузнец по интернету полазил, заехал кому-то в сайт, и выяснил, что это правительственная программа, новый виток рабовладельческого строя. На сознание, мол, легче через чипы воздействовать. Засерут мозги трём-четырём поколениям, даже по телеку ничего казать не надо, всё прямо через модули в мозги поступать будет. Оскар по этому поводу заметил:
— Красота, когда в голове пустота.
Да и шибко мозги клепать не придётся, скажут только жить хорошо — и все счастливы.
Обложили со всех сторон.
А тут ещё одна фуета всплыла. У Митюни зубы его нанокуль не как-нибудь восстанавливает, а из содержащегося в организме кальция. Из костей, короче. А самая близкая кость в черепе. И этот, падла, куль медицинский полчерепа Мите на зубы и фуйнул. Зубы, конечно, залюбись получились, только башка у Митюни мягкая-мягкая стала, как варёная свекла.
И мой модуль жуёвничать начал. Водку-то я пить перестал, как и всякий спирт, так он наблатыкался жратву расщеплять ещё до того, как я ее переварю. Он же, мля, на водке и работал, а водка закончилась. Откуда-то ведь надо энергию брать. У меня пузо до президентских выборов исчезло совсем, кожа обвисла, еле ноги переставляю. Мать пришла мириться, меня увидела, уревелась вся. Я говорю:
— Клади меня на операцию, пускай достают эту фуету, или загнусь.
А она ревет:
— Нельзя, запретили микрочипы вживлённые доставать, опасно, говорят, для жизни.
— Я, — говорю, — подыхаю из-за этого чипа, что же делать?
Не знает мать.
Мужики меня спасти решили. Накупили жратвы, три ящика водки, и ещё флаконов двенадцать чистого медицинского спирта. Стал я модуль спиртом поливать, и закусывать плотненько. Жру час, другой, третий, чувствую — наедаюсь вроде. Даже захмелел от сытости, в сон сморило.
Проснулся. Вроде и сил набрался, и ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Слабость такая приятная в теле образовалась. Чувствую — подыхаю. Но никакой паники, даже загордился собой. Жрать только сильно захотелось.
Тут дверь как распахнётся, а там снова мужики, и тащат — не поверите — целую жареную свинью. Я как напал на неё, как начал жрать, и едва до ляжек добрался, меня вырвало. Все мужики тоже от неожиданности блеванули, но поменьше моего. А в моей блевотине что-то шевелится. Присмотрелся ползает такой сучёныш, размером с таблетку, и жужжит. Лёха-кузнец достает кувалду и как хряснет со всей дури. Модуль только икнул — и сдох. А Лёха поднимает его с полу, об фартук вытирает и говорит:
— Нет в мире такой высокой технологии, которую нельзя поправить ломом и кувалдой.
— Золотые слова, — согласился токарь.
Я ведь, кажется, говорил уже, что они друзья!
Настал день вакцинации. Я уж к тому времени оклемался, даже пузень обратно наел, и к матери вернулся, и, конечно, снова водку пить начал. Как я после той кремлёвской таблетки нафуярился водяры, так и шторки упали. Ничего не помню. Говорят, даже начальника жуйлом мохнорылым прилюдно назвал.
Приходим в медпункт. Там уже дяди такие сидят, с автоматами на плечах, медичка наша на них со страхом поглядывает.
И засаживает она нам какой-то физраствор в вену, а потом дает каждому по леденцу с щупиками:
— Глотайте.
Все матюкаются, но глотают. А кули, с ударением на у, делать? Самостоятельно хоть, и через рот. А одному мужику, говорят, ректально ввели, суки.
В цех молча вернулись, без шуток. Какие уж тут шутки, добровольно в рабы залезли. Жуйло спросил:
— Всем вживили?
И мы все хором ответили:
— Иди на куль, жуйло мохнорылое.
Он аж вздрогнул. И действительно, ушёл куда-то.
Тут Лёха и говорит:
— Все живо блевать. Да пошевеливайтесь, быдловатые. Фуйни свои отмыть не забудьте, а то в руки не возьму.
Я сразу-то не догнал. Спрашиваю у токаря:
— А какого жуя нам их мыть, фуйни-то? Он их мастурбировать будет? А блевать зачем?
— Делай, как я, — Оскар два пальца в рот — раз. Как хлынуло из него, мне и пальцы совать не пришлось никуда, само выплеснулось. А Митюня кощунственно жуйлу на рабочий стол вытошнил.
Выуживаем свои модули из рвотных масс, отмываем под проточной водой и всем кодлом приносим в кузницу. А у Лёхи нам горно пылает, клещи-молотки-зубила под рукой. Сгребает он в свою ручищу все наши микрочипы — и в огонь.
— Я не знаю, как это по-русски, но на языке Гёте и Раммштайн это называется pizdochen zwanzig, — выпятил губу Оскар.
Не тут-то было. Кузнец вытащил из горна первый микрочип, на наковальню бросил, да как начал его кувалдой ерошить и так, и эдак, и лёжа-стоя, и раком-боком, а потом в масле закалил, в водичке остудил, и проглотил.
— Стебанулся кузнец, — говорю.
— Кули ты звездишь, быдла, — прикрикнул Лёха. — Я блоху подковываю, неужто какой-то модуль клёпаный не отрихтую!
Отфуярил он нам все чипы. Подправил, иными словами.
И, скажу я вам, ни куля с этой программой не выгорело у правительства. То ли модули бракованные, то ли сознание у нас такое неуправляемое Теперь вроде как и тянет работать, а с другой стороны подумаешь, что от производительности зарплата у нас не растёт — и ну ее на куль, такую работу.
ГЛУБОКОЕ БУРЕНИЕ
1
Небесное тело потому и назвали Кремлёвским метеоритом, что рухнуло оно прямёхонько на Кремль. Шлёп! — и Кремль стал симпатичным кратером диаметром около километра и глубиной метров двести, который немедленно заполнился грунтовыми водами.
И как тут реагировать? Ведь глупо — упал камень, срыл к едрене фене крепость, которую без малого сто лет боялся весь мир. И главное — виноватых нет. Сумятица и разброд умов и лёгкая дрожь в коленках: ну как и на нас кирпич нечаянно упадёт?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});